В.С. Бузин. Этнография русских. Учебное пособие  // Издательство С-Петербургского университета // 2007// с.309-312

 

В некоторых местах на Севере был обычай после рождения ребен­ка сажать у дороги дерево: ель — мальчика, иву —девочки, или вне зависимости от пола — березу. Во время этого действия произносился заговор с пожеланием быть новорожденному таким же крепким, как дерево. Это также было пережитком архаических представлений, в рамках которых дерево рассматривалось как двойник индивида. Ко­гда человек отсутствовал, следили за состоянием дерева, если оно на­чинало сохнуть, то это рассматривалось как знак несчастий, происхо­дящих с ним, а если гибло — свидетельством его смерти.

Послеродилъная обрядность. Послеродильная обрядность в виде определенных действий, запретов и предписаний исполнялась примерно в течение года после рождения ребенка. Так, запрещалось подносить ребенка к зеркалу (долго не будет говорить), качать пу­стую колыбель (будет болеть голова), смотреть на спящего ребенка (потеряет сон) и др.

Обрядами и предписаниями обставлялось помещение ребенка в ко­лыбель, люльку, зыбку Ее, а также очеп —жердь, на ко­торую она вешалась в северных районах, надо было делать из опреде­ленной породы дерева, в одних местах — из ели, в других — из березы, еще где-то —из сосны и т.д. Как упоминалось, если хотели, чтобы в семье продолжали рождаться дети, очеп был гладкий, в противном случае колыбель вешали на очеп с сучками. Физическая немощь ре­бенка отождествлялась с бессилием от вредоносных потусторонних сил, поэтому существовали многочисленные обрядовые действия, на­правленные на его защиту: колыбель кропили «святой водой», выре­зали на ней крест, намазывали смолой, в нее клали ножницы, для хорошего сна — сон-траву.

Младенца старались кормить грудным молоком, для искусствен­ного вскармливания использовали соску, делали ее из коровьего рога с отверстием на заостренном конце, на который одевался сосок из вы­мени коровы. Соской также назывался разжеванный хлеб в тряпице, который начинали давать ребенку вскоре после рождения. С 5-6-й недели его прикармливали разбавленным коровьим молоком, потом жидкими кашицами. Кормление грудью продолжалось до «шести по­стов», т.е. примерно до 1,5 лет, после этого давать ребенку молоко, даже грудное, но все равно относимое к скоромной пище, считалось грехом. Завершение кормления грудью сопровождалось определенной обрядностью. Например, последний раз его кормили на пороге, после чего клали перед ним набор предметов, по тому, какой он возьмет, определяли род занятий. Если мальчик брал нож, это предвещало, что он станет мастеровым, если девочка брала прялку, это означало, что ей быть хорошей пряхой.

Завершался цикл родильной обрядности постприжинами, как на­зывался обряд первого снятия волос ребенка. У русских на рубеже XIX-XX в. он бытовал только у некоторых групп, но широкая его распространенность у белорусов и украинцев свидетельствует о том, что некогда он играл важную роль. «Пострижины» производились, когда ребенку исполнялся год. Его сажали на овчину, положенную ме­хом вверх, либо вещь, которая определяла половую принадлежность, в основном это были те же предметы, что использовались при обреза­нии пуповины. Снимали волосы или повивальная бабка, или крестные родители, или отец. Сначала выстригался крест, а потом состригали оставшиеся волосы. Затем на ребенка одевали новую рубаху, крестик и подпоясывали. Как видим, в этом обряде фигурировали те же пред­меты, что и во время крещения, свидетельствующие о принадлежно­сти ребенка к миру культуры и христианской вере.

Не случайно обрядность «пострижин» производилась в годовщину. Именно в этом возрасте у индивида появляются сугубо человеческие качества — прямохождение и речь, дотоле он мало чем отличается от животного. Не случайно и то, что главное действие этой обрядности — пострижение. Волосатость, нестриженность — признак природы: во­лосаты лешие, русалки, домовые, волосаты люди, которые в силу своего статуса находятся вне «нормального» коллектива — колдуны, пастухи, нищие, снятие волос — признак культуры, принадлежности к миру людей.

 

 

Социализация детей и подростков в традиционном русском обществе

 

Детство и отрочество. С годовалого возраста начиналась собственно социальная жизнь ребенка —он самостоятельно переме­щался, ел, понимал речь и говорил, все эти качества он развивал сам и с помощью старших. В ходе взросления развивались его умственные и физические способности, происходило вхождение в социум. У рус­ских, как и у других этносов, существовала особая субкультура детей и подростков, со своими корпорациями, участием в играх и празднич­ных забавах, значительная часть которых была приурочена к кален­дарным праздникам. Именно к детям и подросткам переходит испол­нение обрядов по мере утраты обществом традиционной культуры.

Физическое развитие индивида шло бок о бок с получением зна­ний об окружающем мире. Освоению пространства—сначала дома, потом двора, затем селения, наконец, территории за его пределами — принадлежала большая роль в процессе социализации. Весь период от детства и до вступления в брак есть время постоянных переме­щений—дети бегают и гуляют; особенно выделяется молодость как время максимальной подвижности человека: парни бегают за девка­ми, молодые пары гуляют, ходят, молодежные собрания называются гуляниями, молодежь шатается, девушки выходят замуж, свадьбу гуляют.

Большое значение в процессе социализации подрастающего поко­ления имели игры, которые развивали силу, глазомер, ловкость, храб­рость, умение терпеть боль, воспитывали чувство товарищества, фор­мировали убежденность в ответственности не только за себя, но за других людей, сначала только в игре, но потом и в жизни. В играх имитировались реальные жизненные ситуации — труд, семейный и об­щественный быт. Мальчик «запрягал» деревянного конька в лапоть, выполняющий роль саней или телеги, «пахал» землю каким-нибудь сучком, кукла у девочки «пряла» и «шила», терпела побои пьяного мужа. Импровизированные детские игры дополнялись играми стерео­типными.

Довольно рано начиналось приучение детей к труду, особенно в бедных семьях, где уже с 5-6 лет дети убирали в доме, ухаживали за маленькими детьми, работали на огороде и т. д. Мальчиков начинали приучать к мужским работам — пахать и боронить землю, пасти скот, обращаться с лошадьми, в лесных районах заниматься плотницким делом и т.д., девочек приучали прясть, работать за ткацким станком, ухаживать за коровой и домашней птицей и т. п. Процесс взросления имел свои внутренние границы, отражавшиеся в возрастной термино­логии.

О специфике поведения в более старшем возрасте маленький че­ловек узнавал и путем наблюдения, и получая информацию от более старших по возрасту товарищей. В значительной степени процесс вос­питания шел не от отцов и матерей, занятых повсечасной работой, а от дедов и бабок. Что полагалось делать в том или ином возрасте, он уже представлял как по рассказам более старших товарищей, так и по своим наблюдениям, например, будучи свидетелем молодежных схо­док, когда выгоняли «мелюзгу» из хаты, а он, затаившись за печкой, с жадным любопытством наблюдал за очередной посиделкой.

Одной из форм социализации было участие подростков и молоде­жи в кулачных боях и драках, в которых довольно четко проступа­ли черты социальной самоорганизации. Образующиеся группы, кото­рые назывались ватаги, партии, шайки, состояли из предводителя — атамана, полноправных бойцов — товарищей, и подростков-малоле­ток — ломальщиков (подлезал, хайков), они провоцировали драку.

Главная цель социализации в любом обществе — формирование развитой физически и умственно личности, принявшей нормы от­ношений, для данного общества характерные, способной к созданию крепкой семьи, самостоятельному ведению хозяйства. Разрешение на вступление в брак было санкцией общества на признание полноцен­ности его члена.