Возможно, ребенок создает первым образ матери, то есть того, к чему надо стремиться, куда стекать как в мягкое, любящее и кормящее. Но разум, рождаясь, переставляет образы в соответствие с тем, что считает главным.
А главным для выживания является не погибнуть. И лишь потом поесть. С едой можно и подождать, а вот опасность ждать не будет. От нее надо спасаться, даже бросая еду.
Поэтому разум строит себя из «узнаваний», первое из которых: опасно - не опасно. И если мы понаблюдаем за собой, за тем, как рассматриваем нечто незнакомое, то увидим, что при встрече с ним, мы сначала вздрагиваем. Как считается, от неожиданности.
Но почему мы не вздрагиваем, увидев в незнакомом месте продуктовый магазин? Или обнаружив в холодильнике забытый кусок колбасы?
Мы вздрагиваем от неожиданности, потому что готовимся спасаться от опасности. Это вздрагивание, как зевота, переводит нас в бодрствование или в готовность бежать. Следовательно, никакой неожиданности нет — мы все время готовы вздрогнуть. А значит, постоянно ожидаем опасность. И носим наготове все образы опасности, какие только у нас есть, чтобы узнать ее. Вздрагивание лишь приводит соответствующий участок памяти в рабочее состояние, быстро убирая из сознания все лишнее и замещая его на образы опасности.
И вот, если продолжить самонаблюдение, мы столкнулись с чем-то неведомым. Что происходит? Попытка распознать, опасно ли это. Я это проверял. Однажды, после того как мне объясняли это, я поймал себя на том, что рассматривал и никак не мог узнать в сумерках одежду, брошенную на стул. Рассматривал с явной тревогой, потому что не понимал, кто это! И я не пытался понять, что такое передо мной: я действовал строго по теории, я непроизвольно пытался узнать — не опасно ли это.
С этого узнавания разум начинает свою работу, когда выныривает из мышления, стиха или сна. Так он включается. И это значит, что в его устройстве образы узнавания выложены первыми, и вся работа разума начинается с них.
Что произойдет, если неведомое будет узнано как настоящая опасность?
Разум тут же подтащит одну из струй образов, прикрепленных к этому корню. В одной струе образы бегства, в другой сражения. Они словно бы растут из корня узнавания опасности.
Мазыки использовали слово «струя», хотя слово ветвь было бы даже лучше. Но это не важно. Важна суть: корешок узнавания запускает работу определенного набора образов действия. И эта связь между корнем и струей жесткая, на уровне устройства. Значит, она воплощена в саму ткань сознания. Очевидно, в виде образа действия, который тоже звучит как: если — то.
Но ведь распознавание опасности может завершиться и тем, что нечто окажется неопасным. И тогда это устройство переключится на другие действия. Значит, его вид сложнее, чем если — то. Устройство разума в этой части таково: если — то, а если — то. Если опасность, то отступать и убежать или сражаться, а если не опасно, то что?
Кажется, ответов может быть бесконечно. Но это не так. Ответ всегда один и тот же. Только иногда мы его даже не замечаем, так естественно сделать для нас следующую проверку или узнавание.
Если не опасно, то: съедобно или не съедобно. Повторяю, если самонаблюдение не слишком развито, может показаться, что ты не задаешься таким вопросом. Однако вглядитесь: что бы вы потом ни думали про неведомое, которое не опасно, вы уже знаете, что оно не съедобно. Если вы обнаружите у себя такое знание, значит, оценка уже произведена, и узнавание произошло.
И в этом случае, как и в первом, из корешка «съедобно» вырастает струя образов действия по отношению к пище. Их много, и они разные. Ведь пищу можно съесть, а можно припрятать, или принести в свое логово, а потом приготовить...
Но неведомое может оказаться и несъедобным, тогда устройство разума включает свою третью часть: если не опасно и не съедобно, то полезно или не полезно?
То, что будет признано неполезным, просто забывается. И поэтому никакой струи разума неполезности у нас нет. Но зато есть огромная струя разума образов полезного. Именно поэтому мы долго вертим незнакомую вещь, всё думая, куда и как ее можно приспособить.
И вот вопрос: а куда можно приспособить полезную вещь? Что нужно иметь, что делает вещи полезными? Что вообще способно наделять их полезностью как качеством или свойством?
Ведь полезность — это явно не внутреннее свойство вещей.
* глава из книги
Введение в науку думать.
Глава 2. Основы разума
А. Шевцов
Издательство "Роща", 2008 г.
