Если мы хотим научиться думать или хотя бы просто понять, как это происходит в нас, начинать надо с того, что заставляет наш разум работать — с желаемого или желанного.

В основе всех человеческих действий лежат желания. Это так очевидно, что кажется само собой разумеющимся. Когда-то меня поразило, что в психологии нет такого раздела. Я пришел в Научную библиотеку и попросил библиографа подсказать, где в генеральном каталоге можно найти что-то о психологии желаний, а она стояла перед шкафами и разводила руками... Наверное, психологи спрятали от себя желания под иностранным словом мотивы...

С мотивами у психологов тоже все сложно и путано. Я подробно-разбирал это в Обшей культурно-исторической психологии, поэтому имею право не использовать понятий из этой «свалки мусора», как отзываются о своей теории мотивов сами психологи. Я буду говорить лишь о том, что есть в действительности.

 

В действительности есть желания. Мазыки, правда, считали, что желания бывают разными, и выделяли основу, которая присутствует во всех желаниях. Ее они называли охотой и считали охоту своеобразным клеем, который вклеивает душу в тело. Вклеивание эта,- правду сказать, своеобразное, больше похожее на вдувание или всасывание. Охота втягивает душу в тело, как сквозняк втягивает форточку. И пока этот ветер жизни силен, мы всецело поглощены тем, куда он устремляет себя. А поскольку дует он сквозь тело из того мира, откуда приходят души, в мир земной, мы заняты тем, что есть в земном мире.

И любим жизнь. Поэтому охоту можно считать током жизни.

Но вот напор охоты слабеет, и мы начинаем задумываться об иных мирах, о смерти или хотя бы о самопознании. Если задуматься о самопознании вовремя, пока запас охоты еще велик, она перестает бездумно расходоваться на внешнюю жизнь, и тогда происходит обращение в себя, и человек может прожить очень долго и многого достичь во внутренней жизни. Такова мифология этого предмета. Я оставляю ее вне рассмотрения. Люди, которые мне это рассказывали как этнографу, жили долго и умели много такого, чем поражали мое воображение. Но это лишь их объяснение их действительности.

оя же действительность такова, что я могу видеть желания. Я могу принять, что существует некая основа всех желаний, некое исходное понятие о желаниях, и я точно вижу, что желания в жизни проявляются по-разному. Следовательно, я могу принять имя «охота» как родовое для всех видов желаний. А какие виды бывают?

Определенно есть желания телесные и душевные. Но и они делятся на подвиды. Я определенно могу сказать, что хочу есть. Так я опишу свое состояние. Но про то же самое, если говорить в общем, я скажу как про потребность. Очень вероятно, что потреб­ности тела проявляются внешне как желания. Но само понятие потребностей мы используем для обозначения того, что необхо­димо для жизнеобеспечения, без чего тело погибнет. В сущности, для описания неизбежностей этого воплощенного состояния. И это отвлеченное понятие.

В быту мы ощущаем то же самое просто желаниями и вполне можем с ними бороться. Даже довести себя до смерти истощени­ем, к примеру.

Это выглядит верным, но так ли это? Я вполне могу говорить о потребности в ласке. Я не имею в виду душевную потребность, вроде потребности в общении или понимании. Я говорю о теле­сной потребности: телу требуется, чтобы за ним ухаживали, лас­кали. Или потребность в игре. Опять же, в телесном смысле, хотя ее трудно разделить с душевной потребностью.

Отказ в выполнении подобных требований, кажется, не ведет к смерти. Как не ведет к смерти и отказ исполнять то, что называ­ется душевными потребностями. Но при этом сила этих желаний настолько велика, что мы явно не случайно называем их именно потребностями. Поэтому, если исходить из чувства языка, потреб­ности - это настолько важные желания, что от них может зави­сеть выживание, но даже если мы и не доводим себя до смерти, исполнение потребностей либо является неизбежностью, как при очищении кишечника, либо лишает нас какой-то полноценности.

Какой?

Какой полноценности будет лишен ребенок, если с ним не играть? Какой полноценности будет лишена женщина, если ее не любить и не ласкать? Какой полноценности будет лишен муж­чина, если его лишить возможности творить?

Как видите, даже описание потребностей, если идти вслед за русским языком, оказывается описанием различий между разны­ми людьми. Причем на уровне половых и возрастных различий. Пожалуй, разным возрастам соответствуют разные потребности, и это не личные предпочтения, а наше устройство или условия нашего вызревания. Так же и разным полам свойственны разные потребности, и если этого не понимать и не учитывать, мы не обретаем счастья...

 

Желание — это то, что толкает нас к действию. Но толкать или погонять можно, пока я животное. Когда я человек — меня надо вести. Поэтому разум, осознав желание, из понуждающего толчка превращает его в образ, который зовет, манит и ведет сквозь жизнь. Осознанное желание превращается в мечту или цель.

Как создаются такие образы, даже описывать не стоит. Каж­дый может вспомнить множество своих целей, а лучше то, как мечтал. Именно мечтания и показательны как пример того, как мы творим образы желанного. Вспомните, как вы мечтали о чем-то, а лучше позвольте себе помечтать прямо сейчас, и вы будете иметь лучший пример того, как разум обрабатывает толчки охо­ты, превращая их в образы, которые поведут вас к цели сквозь все препятствия.

Точно так же творятся все наши цели. Это очевидно и не требует какого-то особого обучения.

Важнее рассмотреть то, как эти цели превращаются в слож­ные клубки образов, учитывающих все возможные встречные помехи. Вот для того, чтобы понять эту хитрость, и надо помечтать прямо сейчас. Взрослея, мы теряем охоту мечтать, потому что мечты бесплотны, мечты недостижимы, а мы научились достигать того, что хотим. Это дает силу жизни. Поэтому мы гоним мечты прочь.

Но навык мечтательности есть у каждого. Восстановите его ради самопознания. И посмотрите, как вы, мечтая, учитываете и легко преодолеваете помехи, которые будет ставить на вашем вооб­ражаемом пути воображаемая жизнь. Там, в мечте, это ярко видно.

Вот так же мы учитываем помехи и в быту.

Только в быту мы либо уже владеем простыми решениями, в которых все возможные помехи давно учтены, а потому незамет­ны, либо мы уже так запутались в том, как достичь желанного, что

и сами не можем разглядеть, как же устроен образ того, к чему мы стремимся.

Это чаще всего бывает с любовью и счастьем.

Чтобы разобраться подобными образами, надо вести полно­ценные прикладные исследования. И одному только понятию «образ желаемого» можно посвящать большие семинары по при­кладной культурно-исторической психологии.

 

* Глава из книги

«Основы науки думать. Том II. Представление и воображение»

А.А.Шевцов

 

Издательство «Роща»